- Как отец? – выдыхает Намджун в трубку после долгой паузы и затягивается.
Мать улыбается едва слышно:
- Сидит, гадает.
Намджун понимающе кивает и снова молчит. Под его ногами, будто размазанный, тянется во все стороны город – щупальца дорог, хребты зданий, скопления гирлянд, совсем крохотные люди. Намджун возвышается над всем этим, словно безумный кукловод, сжавшись на кромке крыши, пуская в воздух сигаретный дым. Мать молчит на том конце провода, занимается своими делами. Намджун слышит, как клацает о разделочную доску нож - готовится к Рождеству, не иначе. Они так и не научились нормально разговаривать, привыкли к такой вот полутишине, полуразговору. Намджун улавливает приглушенное бормотание телевизора, льющуюся из радио музыку, шорох воды из крана.
- Что теперь? - уточняет он просто, чтобы еще раз услышать родной голос.
- У соседа сын пропал, - отзывается мать рассеянно, - неделю уже ни слуху ни духу. Попросили папу поискать. Рождество все-таки, а он даже домой не явился.
Намджун хмыкает - отец как всегда. Сначала рассказывает, что слышать больше никаких просьб не хочет, а потом кидается помогать, стоит только вздохнуть тяжело и потупить взгляд. Намджун на это все с детства насмотрелся. Он закрывает глаза и представляет, как тот склоняется над рабочим столом, разбросав карты. Как вглядывается в картинки, сверяется с координатами, бродит почти расфокусированным взглядом по схематично изображенному городу. Он найдет, Намджун не сомневается. Он очень талантливый и сильный. Это Намджун не в него пошел, а в мать. Бесполезный со своим даром.
- Найдет, - обещает зачем-то Намджун.
- Это ты видишь, - улыбается мать, - или меня успокаиваешь?
- Не вижу, - хмыкает он в ответ, - но могу посмотреть.
Намджун достает книжку из нагрудного кармана плаща, вздыхает, расслабляясь, и открывает ее где-то ближе к концу.
- "Сиденье прилажено к двум изумрудным шнурам. - зачитывает Намджун текст со страницы. - Прекрасная дева у терема мило резвится: то красный подол, пух кружа, по земле волочится; то лик чистой яшмы возносится ввысь к небесам".
- По бабам шляется что ли? - смеется мать и кричит, отодвинув телефон, - Намджунни говорит, что пропажа твоя по бабам шляется!
Намджун улыбается, закрывая книжку, и затягивается. Едва различимый голос отца вливается в слаженную звуковую волну.
- Говорит, - возвращается к нему мать, - что спросит про женщин. Чье это стихотворение?
Намджун пожимает плечами, забыв, что мать не может его видеть, и вздыхает:
- Я почем знаю? Ты же помнишь, она мне не отчитывается.
Книжка сердито обжигает ладонь, Намджун поглаживает кожаный потертый корешок и мысленно извиняется. С характером книженция, ну, конечно. Он прощается, обещая позвонить ближе к вечеру, убирает книжку обратно в карман, и поднимается, разминая ноги. Погода для зимы на удивление приятная, Намджун бы прогулялся по городу, заскочил в кафешку за кофе, но почему-то очень тянет в метро. Он спускается на лифте до первого этажа, проходит мимо угрюмого консьержа, помахав ему, и выходит на улицу. Хорошо. Замечательная погода. Неторопливо, нарочно замедляя шаг, Намджун доходит до станции. Ощущение грядущего интересного события греет изнутри. Он не любит прислушиваться к предчувствиям, но это, нынешнее, какое-то очень уж теплое. Оно похоже на тягучее ожидание праздника, который вот-вот нагрянет, но не то. Рождество уже случилось, затопило город с самого утра, ослепило фонариками и музыкой, помрачило умы людей, нарядив в странную одежду и разорив на деньги. Намджун не очень-то жалует это все - с самого детства работы отцу приваливало именно к концу года. А все праздники довольно быстро теряют смысл, когда человек, в котором ты нуждаешься, занят. Намджун спускается в метро, выходит на платформу и открывает книжку снова.
"Как мы узнаём, - отзывается случайно открытая страница, - какие чувства испытывает человек? Разумеется по тому, как эти чувства проявляются. Если человек плачет, то ясно, что он сильно опечален, если улыбается, значит, доволен". Намджун оглядывает разномастную толпу на предмет всплеска эмоций, но людей настолько много и все они настолько эмоционально перегружены праздником, что ничего конкретного уловить не удается. Да и не силен Намджун в этом. Все, что ему досталось от отца - это редкие предчувствия и книжка в кожаной обложке. Безусловно, очень полезная. Намджунов дар нестабильный, не настроенный, как только что купленная гитара. Ему бы подтянуть колки, подобрать звучание, но сколько отец ни бился, ничего так и не получилось. Вероятно, Намджун все-таки не гитара, а увесистый каягым и настраивать его надо как-то по-другому. Намджун улыбается воспоминанию, в котором папа сгребает карты и шлепает его колодой по макушке, и заходит в вагон. В углу обнаруживается свободное место, Намджун валится на него, тут же чувствуя заинтересованный взгляд. Для распознавания таких взглядов не нужен дар, они ощущаются без особых усилий. Ярко-рыжий парень напротив осторожно улыбается и тут же опускает голову, смутившись. Намджун открывает книжку и изо всех сил сдерживается, чтобы не засмеяться в голос.
"Ингредиенты для бульона, - предлагает книга: - 500 г свиных или куриных костей,
корень имбиря со спичечный коробок, несколько оснований зеленого лука, 5 зубчиков чеснока. На 4 порции рамена понадобится: 1 стакан крепкого костного бульона, 1 стакан бульона из-под тясю, 1 стакан бульона даши, 1 ст.л. кунжутного масла, 4 яйца
4 ст.л. соевого соуса, 4 кусочка свинины тясю, зеленый лук, 1 ст.л. семян кунжута, лист нори, 300 г лапши рамен".
- Совсем корешком поехала, - бормочет под нос Намджун, но перечитывает еще раз.
К чему бы это? В Японии, например, приглашение отведать рамена, может расцениваться как неприличное. Неужто перепадет? Или просто пожрать удастся нормально? В последнее время с финансами у Намджуна не густо, как и, соответственно, с питанием, и он с интересом принимается разглядывать рыжего паренька - приятность явно придет оттуда. Паренек совсем обычный, - если не считать красивых пухлых губ и ярких волос, - в черных джинсах, по последней моде порезанных на коленях, красной толстовке, темно-синей куртке и шапке с помпоном, абсолютно дурацкой. Намджун улыбается ему, поймав новый взгляд, и кивает на выход. Ему абсолютно все равно куда идти, и если парень не пойдет следом, он может просто сесть на другой поезд и попробовать поймать удачу снова. Внутренне чутье буквально вопит о том, что удача здесь, совсем близко, ее надо просто ухватить и держать крепко. Намджун выходит на платформу, засунув руки в карманы пальто, и останавливается, разглядывая таблицу прибытия поездов. Люди обходят его, соблюдая дистанцию. Отец всегда говорил, что у "простых смертных" тоже прокачано внутренне чутье, только слабое и хаотичное.
- Прости, - раздается сзади неуверенное, - ты меня звал?
Намджун расплывается в довольной улыбке, сгоняет ее с лица и только после этого оборачивается. Он выше паренька почти на полголовы или даже больше, - за счет платформы на сапогах, - и абсолютно уверен, что выглядит впечатляюще. По крайней мере утром, когда он в последний раз смотрелся в зеркало, все было круто.
- Звал, - соглашается он и пожимает плечами. - Мне показалось, нам есть о чем поговорить.
- Да? - улыбается парень, переступая с ноги на ногу. - Например?
- Ну, вот, например, как тебя зовут?
Намджун не то чтобы крутой пикап-мастер, просто у него в груди, там, где сидят крупицы доставшейся от отца силы, все почти чешется от ликования и предвкушения. Не было бы такого эффекта, не будь парень готов к общению и открыт для предложений. Намджуну предложить хочется много чего, но когда он слышит неуверенное "Пак Чимин", предлагает самое подходящее:
- Хочешь кофе?
От кофе Пак Чимин не отказывается, еще раз подтверждая самые радужные намджуновы предположения. Они неторопливо ищут подходящее кафе, Намджун рассказывает что-то отвлеченное, наблюдает искоса за новым знакомым, кажущимся все симпатичнее и симпатичнее с каждым шагом. Даже шапка с помпоном радует неимоверно, особенно тогда, когда Намджун утыкается в этот помпон носом, не успев затормозить на пороге кафе. Чимин смущается, вздрагивает, когда Намджун кладет ему руки на плечи и проталкивает внутрь. Безумно симпатичный Пак Чимин. Намджун усаживается за столик и достает книжку. Проверять ее время от времени уже давно вошло в привычку, стало таким же обязательным жестом, как уточнение времени на наручных часах. Книжка выдает: "Здравствуй, Красная Шапочка! Куда это ты собралась так рано?" и Намджун хрипло смеется, вызывая у спутника легкое удивление. Сравнение с Красной Шапочкой чудесное и очень ироничное.
- Что читаешь? - интересуется Чимин, после того, как официант отчаливает от их столика, приняв заказ.
Ответить на это довольно сложно и Намджун выдает туманное:
- Когда как.
Сердце отчаянно требует приключений и кофе, чутье продолжает настаивать на чем-то очень хорошем и по ощущениям это сравнимо с легким алкогольным опьянением или эффектом от травки.
- Если честно, - признается Намджун после затянувшейся неловкой паузы, - я по ней гадаю.
Чимин удивленно округляет свои красивые глаза и неуверенно улыбается. Намджун еще никогда не признавался в своем даре посторонним людям, а оттого чувствует себя довольно странно.
- И чего она говорит обо мне? - любопытствует Чимин, наваливаясь на стол и наклоняясь ближе.
У него в глазах почти детское восхищение, поражающее Намджуна на смерть. Он, конечно, предполагал, что ему могут поверить, но чтобы настолько быстро и легко... Он открывает книжку, пробегается взглядом по строчкам и немного теряется. На белой страничке, ровными печатными буквами написано: "Как ни странно, но при описании суккубов средневековыми демонологами слово succuba использовалось крайне редко; для именования этого класса существ использовалось слово succubus, которое относится к мужскому роду". И это здорово, это подогревает Намджуна изнутри, давая надежду на интересное завершение дня, но озвучивать подобные двусмысленные вещи собеседнику как-то неловко.
- Она говорит, что ты неплохо поешь, - отбрехивается Намджун, надеясь, что заминку в ответе можно списать на удивление и заинтересованность.
Чимин смеется звонко, красиво, и согласно кивает:
- Пою. Танцую еще.
Намджун бы с радостью на это посмотрел, но признаваться в подобном пока рано. Ему не хочется спугнуть настойчивостью такие замечательные планы на вечер. Чимин пьет горячий кофе, обжигаясь и облизывая губы, Намджун наблюдает за ним и надеется, что чутье не подводит. Очень надеется. Говорить внезапно становится не о чем, а тишина, воцарившаяся за их столиком, такая уютная и плотная, что нарушать ее пустым трепом Намджун не решается. Он смотрит в окно, опутанное мишурой, на мигающую через дорогу елку и в голове пусто-пусто.
- Тебе совсем одиноко, да? - отрывается вдруг Чимин от кофе и тут же поясняет: - В Рождество совсем один катаешься в метро.
Намджун пожимает плечами, с заминкой, но все же мотает головой:
- К родителям хоте заехать, но они заняты. Передумал. Да и не то чтобы это какой-то большой значимый день.
В глазах Чимина снова вспыхивает ярко удивление, Намджун буквально чувствует, как вот-вот начнется самый забавный и дурацкий спор в его жизни.
- А как же чудеса, случающиеся на Рождество?
- Поверь мне, Чимин, - говорит Намджун голосом умудренного жизнь деда, - о чудесах я знаю все и даже больше. От Рождества они никак не зависят.
Чимин с досадой трет макушку, окончательно растрепав волосы, и жадно отпивает кофе, забыв, что он горячий. Намджун прыскает и протягивает ему салфетку. Такой ребенок еще.
- Сколько тебе лет? - продолжает анкетирование Намджун, когда последствия аварии минимизированы.
- Двадцать один, - отзывается Чимин.
Намджуну страшно хочется спросить Чимина о том, почему он выбрал именно его компанию, потому что в целом их диалог очень похож на немного нестандартное собеседование.
- А пойдем, я тебе покажу, как танцую? - предлагает внезапно Чимин. - Тут недалеко мой зал.
И ощущение собеседования пропадает. Наверное, Намджун к такому не готов, но зачем-то кивает.
В танцклассе, куда Чимин его проводит какими-то задними дворами и черными ходами, темно и откровенно стремно. В зеркалах отражаются всполохи света, врывающиеся в затянутое пленкой окно, ободранная местами со стен штукатурка обнажает ровные ряды кирпичей.
- Это дизайн такой, - со знанием дела шепчет Чимин и сбрасывает куртку вместе с шапкой.
- Ты в темноте танцевать будешь? - отчего-то тоже шепотом уточняет Намджун.
Ему здесь не очень нравится, но дар по-прежнему настаивает на чем-то очень приятном, поэтому приходится сдаться и успокоиться. Руки привычно тянутся к книге, но в такой темени он не увидит ни строчки. Танцы, так танцы. Намджун никогда не против хорошего представления. Он делает несколько шагов вперед, планируя устроиться на ковриках для йоги, сваленных в углу, но замирает, случайно подняв взгляд. Чимин возвышается посреди зала, посреди сброшенной одежды, и выглядит как какое-то сюрреалистичное полотно древних художников. Намджун в полутьме разглядывает на нем широкую майку, черные шорты, в которые он профессионально переоделся за считанные секунды, и зависает, пройдясь взглядом по четко очерченным мускулам на руках.
- Нет, правда, - улыбается он, - ты будешь в темноте танцевать?
- А ты, правда, - отзывается в ответ Чимин, подходя ближе, - пришел посмотреть, как я танцую?
Намджун пытается придумать в ответ что-нибудь столь же колкое и ироничное, но чувствует чужие губы на своих раньше, чем понимает, что Чимин подобрался вплотную. Все-таки книга в очередной раз оказалась права и, вместо сытного обеда, Намджуну перепадет кое-что покруче. Он уверенно сжимает чужие плечи и отступает на шаг, тут же уперевшись в стопку ковриков, на которые и оседает. Чимин послушно двигается следом, седлает его колени и стягивает намджуново пальто одним рывком.
- Так ты себе представляешь рождественские чудеса, да? - улыбается Намджун, помогая расстегнуть свою рубашку.
У Чимина после кофе все еще горячий рот, Намджун совершенно не в силах прервать затянувшийся поцелуй, хотя интуиция, - не чутье, а банальная интуиция, - тревожно сигнализирует ему о несоответствиях и странных совпадениях. О том, что Чимин какой-то слишком доступный, о том, что его тренировочный зал оказался подозрительно близко, о том, что так не бывает даже в Рождество, которому приписывают какие-то там чудеса.
Чимин не дает ему много думать – прикусывает кожу у основания шеи, ерзает на его коленях, смеется, спустя какое-то время осознавая вопрос.
- Да, чудеса примерно так. Чудесно же.
Намджун, в принципе, не спорит – некогда.

Он возвращается к своим сомнениям позже, когда Чимин, еле стоящий на ногах, со второго раза влезает в шорты.
- Здесь нет камер? – запоздало уточняет Намджун, приподнимаясь на локтях.
Чимин замирает с майкой в руках и хрипло, как-то зловеще интересуется:
- А если есть?
Он выглядит таким по-киношному таинственным, что Намджун, не выдержав, смеется и пожимает плечами:
- Тогда я хочу копию записи.
Чимин понимающе фыркает, вытирает майкой покрытую испариной шею и грудь. В зале ужасно жарко. Намджун тоже не прочь бы вытереться или хотя бы одеться, но сил хватает только на то, чтобы упасть обратно на коврики.
- Не знаю на счет камер, - задумчиво тянет Чимин, - но душ здесь точно есть.
Намджун прикрывает глаза, смиряясь окончательно с собственной ленью и просит:
- Вернешься, разбуди.
Чимин шуршит вещами, собирая их по полу, швыряет в Намджуна свою майку и с хохотом отбегает подальше, уворачиваясь от длинных намджуновых рук.
- Можешь прийти сам минут через десять, - предлагает он, останавливаясь в дверях, - продолжим.
На осознание Намджуну нужно чуть дольше, чем обычно. Он лежит какое-то время неподвижно, глядя в потолок, затянутый мглой, а потом все-таки поднимается. На счет записи он не шутил, если что, но душ – отличная идея. Намджун садится, оглядывается вокруг и натягивает чиминову майку – других вещей вокруг нет. Благо, штаны в процессе он так и не снял. Неловкие пальцы застегивают ширинку, Намджун поднимается, заставляя сделать шаг вперед, и останавливается снова. До него доходит. Других вещей нет. Он выскакивает в коридор, где исчез Чимин, но ни намека на душевую нет. Намджун проверяет ближайшие двери, несется к выходу, но быстро теряется в поворотах и лестницах – он был слишком увлечен Чимином, когда шел сюда. Чертов засранец все рассчитал. На всякий случай он все-таки возвращается в зал, хоть никакой надежды нет, и ждет там час с лишним. Чимин так и не возвращается. Намджуновы вещи – тоже. Он выбирается на улицу, где как назло снег валит крупными хлопьями и понимает, что рождественское чудо с ним все-таки случилось. Такое, что на всю жизнь запомнится. Руки тянутся к карману пальто, за книжкой, но ни книжки, ни пальто нет. Пальцы сжимают только ткань легкой майки, все еще пахнущей Чимином. Слава богу, хотя бы телефон и деньги Намджун носит в карманах джинсов.
Юнги приезжает практически сразу. Слушает его, не перебивая, курит, а потом выдает емкое «охренеть какой ты придурок» и уточняет, куда отвезти. Намджун, недолго думая, называет адрес родителей. Отец точно сможет найти этого засранца. И когда Намджун его найдет… Когда Намджун его найдет, Чимин не только стоять не сможет, но и сидеть. И даже лежать будет с трудом.

Мать как всегда встречает его шумно и радостно. Она затаскивает Намджуна в прихожую, затаскивает следом Юнги, мелькнувшего за его спиной, и долго, со вкусом рассказывает, что наготовила много вкусненького, а еще про гостей, которые пришли к ним. Намджун отстраненно слушает про того самого соседа, с его вновь обретенным сыном, который явился сам, помятый, но живой. Намджуну до соседа и его сына дела нет, ему бы добраться до отца и поговорить с ним наедине. О том, что книжка пропала, лучше рассказывать в приватной беседе. Мать утаскивает Юнги на кухню – кормить и отогревать, хоть Юнги и клятвенно заверяет ее, что не замерз, и не голодный, но послушно следует на кухню. У намджуновой матери прекрасно прокачан дар убеждения. Намджун стучится в дверь отцовского кабинета, не услышав ответа, заходит внутрь и тут же сталкивается взглядом с Чимином. На его лице проскальзывает удивление, и тут же стирается, когда Чимин подмигивает. Его отец, - а по всей видимости, это те самые отец с сыном, - жмет намджунову отцу руку и жарко благодарит за помощь. Намджун начинает немного верить в рождественские чудеса. Он тепло здоровается со всеми, кладет на чиминово плечо руку и сильно сжимает – он точно уверен, засос, спрятанный под толстовкой, все еще ноет. Чимин морщится, поводит плечом, пытаясь сбросить его руку и отводит взгляд.
- Он у меня робкий немного, - признается чиминов отец и переводит взгляд с Чимина на Намджуна: - Вы знакомы, да?
- О, да, - соглашается Намджун.
Он еще помнит, как «робкий» Чимин умеет здорово отбрасывать всю свою робость и стонать в голос, откидывая голову. А потом так же бесстыдно воровать чужие вещи.
- Сто лет не виделись, - неискренне радуется Намджун и предлагает: - Пойдем, поболтаем за жизнь, Чиминни?
Чимин упирается, но Намджун, собрав всю свою злость в кулак, стаскивает его с кресла. Им очень надо поговорить. Очень. И если Чимин против, ему просто придется смириться. Намджунов отец скользит по ним нечитаемым взглядом, а потом мягко улыбается, подталкивая Чимина в спину.
- Намджун редко приводит к нам своих друзей, - сообщает он соседу, - да и сам приходит не намного чаще. Пусть пообщаются.
Чимин явно не жаждет общаться. Особенно тогда, когда дверь намджуновой комнаты захлопывается и щелкает замком. Намджун наблюдает, как уверенность испаряется из него вместе с секундами, протекающими мимо. Теперь он больше похож на испуганного ребенка, а не на суккуба, которым запугивала Намджуна книга.
- Ну и нахрена? – Намджун присаживается на кровать и вертит в руках ключ от двери.
Это как бы намек.
- Я собираю такие штуки, - признается Чимин, видимо, сообразив, что его не выпустят, пока разговор не состоится. – Чую их на расстоянии.
- Собираешь вот так?
Намджун не уточняет, как именно – «вот так», но это должно быть понятно без слов. Чимин заметно краснеет, опускает голову и мотает ей – нет, не так.
- Нет, - повторяет он вслух. – Так впервые.
Намджун криво ухмыляется и разводит руками:
- Я польщен.
Он и правда был бы польщен, если бы Чимин не сбежал. Или если бы признался сразу в своем странном хобби. И своем даре. Намджун бы с радостью обсудил с ним это все, поделился историями из жизни, сказал бы, что такие, как они, должны держаться вместе. Но Чимин сбежал. А Намджун все еще сидит в его майке. Он устало вздыхает и трет висок. Вся злость, которую он собирал, пока ехал в машине, исчезает от одного только жалкого чиминова вида. Как нашкодивший школьник, ей-богу.
- Книжку мне верни, - просит Намджун. – И вещи.
Он уже готов расстаться полюбовно. Хотя потому что еще помнит, как Чимин извивается в руках и просит о чем-то хрипло, безголосо.
- Дома лежит, - бормочет Чимин и кивает на дверь: - Можем сходить.
Когда они проходят мимо кухни, Юнги удивленно округляет глаза, а потом догадывается, поймав намджунов взгляд, и улыбается откровенно похабно. Намджун показывает ему средний палец и идет дальше, через площадку, в чиминову квартиру. Чимин проводит его в комнату, копается в ящике и достает книжку. Намджун открывает наугад, как обычно и сердито морщится. «Я в полночь посмотрел: переменила русло небесная река», - сообщает книжка. Намджун качает головой и закрывает ее. Нахрен такие перемены.
- Я познакомиться с тобой хотел, - шепчет Чимин почти беззвучно, сжимая в руках его вещи. – видел тебя, когда ты к родителям приходил. Твой папа рассказывал про тебя и книгу.
- И ты решил со мной познакомиться, - догадывается Намджун, - вот таким вот образом?
Он редко начинает знакомства сразу с секса, еще реже – с кражи. И не то чтобы жаждет, чтобы это стало традицией.
- Как умею, - огрызается Чимин и тут же широко улыбается: - Зато смотри, какой день насыщенный получился.
Намджун криво улыбается, забирает у него свои вещи и шагает к выходу. Он чего-то очень устал за этот насыщенный день и хочет посидеть на своей любимой крыше, подумать и повспоминать. Воспоминаний у него много, веселых и не очень, но даже сейчас, еще не успел он уйти, перед глазами встает только чиминово лицо. Интересно, насколько все его действия были просчитанными и заранее продуманными. Метро, зал, книга. Кто из них составлял алгоритм? И как долго хватит намджуновой досады, если Чимин загораживает собой выход и тянется к нему, сжимая пальцы на запястьях.
- Давай еще раз попробуем, а? – просит он. – Честное слово, ничего больше красть не буду.
Но намджуново сердце все равно крадет. Трепло.